Воспоминания о Великой Отечественной войне одного из старейших насельников Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрита Лаврентия (Постникова).

Как началась война, отец сразу пошел на фронт и сразу был убит. Делали запросы. Ответ пришел только через полтора года. Потом уже, после войны нашли место, где он сражался, где произошел бой. Стали разыскивать среди старых могил и нашли, где он похоронен. Это в Орловской области.

Нашу семью война застала в городе Щёкино Тульской области. Там три дома стояли. А поскольку мы в землянках жили, то переехали в один дом, где были пустые квартиры. Заселиться туда было просто, потому что перед войной кто-то ушел, кого-то забрали. Мы в средний дом зашли. Там жила только семья мордовцев. Муж с женой старенькие, сын-калека и маленькая дочка лет шести. Сын и отец шили обувь.

Только война началась, к нам тут же прикатили немцы. Они дошли до Тулы. В 1941 г. они прямо маршем шли. И некому было их остановить. Немцы сразу из крайних двух бараков население выселили. Куда хотите, туда и идите, хоть в деревню. А наш дом остался. И что удивительно, налетели наши самолеты. А немец на ломаном языке говорит: «Не бойся, это наши самолеты. Будьте совершенно спокойны». Налетели, начали бомбить. В крайних домах население выселили, и немцы заняли эти два дома. А наших собрали как раз в этот наш средний дом. Крайние дома, где немцы находились, от бомбежки расколотились – ни стекла не осталось. А в нашем – хоть бы одно стеклышко вылетело. А перед нами еще дом трехэтажный стоял. Около этого дома упала бомба. Она взорвалась, и на крышу тонн пять земли взлетело – поднялась земля и осталась на крыше. А стекла не выпали.

А еще был такой случай. Бомбили станцию. Около станции одна бабуля в доме была и молилась. Налетели – стали бомбить станцию. Она молилась, не обращая внимания ни на выстрелы, ни на взрывы. Кончила молиться, смотрит – а задней стены нет. Вокруг дома разорвались 40 бомб, а в доме ни одного стекла не выбило. Она как молилась, так и продолжала молиться. Это рассказ из жизни.

Потом вскоре мы переехали в землянки и в них жили. Когда немцы заняли территорию, они сразу рабочих задействовали, биржу основали, население кормили, были настроены очень хорошо. Скирды на полях были. Разрешили, кому надо – берите. Но наши, которые шли к ним в полицаи, были мародеры. Если заставали кого в копне, они с них три шкуры готовы были содрать.

В землянках мы жили с начала войны и до 1947 г. Что мы ели, когда в землянке жили? На полях осталось много картошки, остался хлеб. Мы ходили, собирали. Скирды стояли, и копны стояли. А после стали огороды копать. Потом в колхозах, когда убирали с полей, мы следом шли и собирали колоски. Но уже наши советские власти не разрешали ни одного колоска взять. Якобы так Сталин приказал. Чтобы с поля колхозного никто ни одного колоска не брал. Если кого на поле находили, кто колоски собирал, то объездчики засекали кнутами. У нас такие случаи бывали. А есть-то что-то надо. Нас спасало то, что, когда видели объездчика, мы сразу – через железную дорогу и прятались. Они скакали-скакали, а где нас искать?

Когда к шахтам проводили шоссейную дорогу, то к самому окну нашей землянки прорыли кювет. Прорабу, который проводил всю эту работу, сразу приказали выселить людей из этой землянки и построить им дом. Он себе дом отгрохал, а нам нет и нет, ничего не строит. Мама пошла в область и начала хлопотать. Дознались, что он себе дом построил, тогда приказали и нам построить. А он построил нам засыпушку. Знаете, что это такое? Столбики неотесанные подобрал, а стены засыпал строительным мусором. И мы из той землянки переехали в засыпушку и в этом доме долгое время жили.

Я хорошо войну помню. Немцы к населению относились хорошо. У нас на землянке один немец жил. Он по-русски говорил: «Взять Сталина и Гитлера повесить бы. Зачем они воюют? Что, народу война, что ли, нужна? Она никому не нужна».

В засыпушечке мы жили в Мостовой, куда из Щёкино перебрались. Там мама скончалась. Оттуда я в армию пошел. Засыпушечка начала перекашиваться. Зять столбики поменял, подправил, засыпали заново, и сейчас эта засыпушечка до сих пор стоит. Родные в городах живут, двое в Щёкино, один в Туле. Когда шахты отработаны были, их подрывали. А за нашим домом, когда шахта провалилась, образовалось большое озеро, до нашего сада. Для людей это была отдушина. Сделали до половины озера столбики, сюда молодежь собиралась, отдыхали, ныряли. И рыбка там была, мы не ловили, а ребята ловили. Рыбки маленькие, крупных не было. Так выживали. Правда, были моменты, когда год-два – голод был. Мы ходили с сестрой побирались по деревням, нам кусочки подавали.

Был у нас еще вот такой прикорм. Через нас на шахты шел порожняк, а в деревнях угля кузнечного не было – плуги варить было не на чем. Есть антрацит уголь, а есть еще другой – кузнечный. А вагоны, когда шли с углем и их выгружали, выметали так чисто, как дома, в квартире. Ничего там не оставалось. Из деревень бригадиры ходили на станцию. А ведь посевная подходит. Плуги и бороны надо ковать. А угля нигде не было. А нам, маленьким, показали, как его раздобыть. Мы и принесли в первый раз, помню, кокс, который легко пережигается, потом нашли сам антрацит, а потом и кузнечный уголь нас распознавать научили: он отличается тем, что более темный. Он хорошо горит, жар держит. Только поезд останавливается – мы сразу в рессоры. В рессорах там уголь насыпан. Мы в карманы набираем. А ручки-то маленькие… Много собрать не успеешь. В карманчик наберешь небольшой мешочек уголька, приходят просят: «Нет ли у вас уголька?» А за этот мешочек уголька давали мешочек зерна. Так целый год и пережили. Они уже привыкли задешево брать, а мама, бывало, пойдет в дальние колхозы – договаривается, кому нужен уголь. Приезжают. Мама дает угля, они нам отвешивают зерно, тогда побольше получалось.

В войну мы сами мололи зерно, для этого сами делали мельницы. Пилили деревья, большие, сковывали обручами. А потом набирали чугуны, кололи на мелкие кусочки и забивали эти осколочки чугунков в деревянные жернова – и в верхнюю часть, и в нижнюю. В центре стояла специальная штучка-насадка, и на нее надевалась верхняя крышка, которую надо было вращать, и она наверху молола. Чтобы конструкция не разбалтывалась, заделывали ее металлом. И мололи. Час помелешь, смотришь – банки две трехлитровые намелется. Когда захочешь, чтобы мама приготовила блинчиков, – мололи.

А так обычно – картошка на столе. А когда картошки, случалось, не было, голодали. Война. Да и холодно. А когда холодно, есть больше хочется. Весной ходили босиком по проталинам, обуви-то тогда никакой не было, так что по колено в холоднющей грязи… Ходили по полям, собирали гнилую картошку. А из нее крахмал очень хороший. Мама мыла всю эту гнилую картошку. Сразу ставила на конфорку, разжигали печку и прямо там лепешечки делала. Раз-два – перевернет, и ели так, что за ушами трещало.

К 90-летию со дня рождения архимандрита Наума (Байбородина)

19 декабря 2017 года, в день памяти святителя Николая, исполнилось бы 90 лет архимандриту Науму (Байбородину), до пострига носившему имя Мирликийского чудотворца. 60 лет батюшка являлся насельником Свято-Троицкой Сергиевой лавры, а теперь по кончине в канун праздника Покрова Пресвятой Богородицы, верим, пребывает в обителях вечных. Для кого-то и его молитва была покровом.

Старца вспоминают чада, ученики, сослужители-собратья, матушки игумении...

«Иисусова молитва была его основным деланием»

Матфей, епископ Шуйский и Тейковский:

Трудно о таких людях говорить... Это великий человек. Те семена, которые он посеял на всероссийской ниве церковной, еще дадут плоды, которые мы увидим.

Он и в прошлое своим взором проникал, и в будущее – как пророк. То, что он говорил, – всё сбывалось. Знал, что пройдено каждой душой; мог обличить, если у человека были нераскаянные грехи. Но старался так его направить, чтобы впредь он смог уберечься от козней вражиих. Много и чудес бывало.

Сам отец Наум был очень строгим монахом. Никогда не было такого, чтобы он правило пропустил без какой-либо уважительной причины; больным приходил на братский молебен. Всегда присутствовал на полунощнице. В это время можно было взять у него благословение, о чем-то спросить.

Монашествующих, как, впрочем, и мирян, наставлял в Иисусовой молитве. Сам жил молитвой и радел о возрождении умного делания, разоряемого у нас в стране при безбожной советской власти. Написал по этой теме кандидатскую диссертацию. Практиковал умное делание и других вдохновлял подвизаться: «Раньше, – недоумевал порой отец Наум, – пятисотница была элементарным деланием монашествующих. Мы-то почему ее сейчас не берем на вооружение?» Всем по-разному благословлял: кому сотницу, кому тысячу. Учил правильному дыханию при молитве. К каждому подходил индивидуально. Молитва – это сокровенное делание, никаких общих советов тут быть не может.

Про апостолов сказано: явились им разделяющиеся языки как бы огненные… (Деян. 2:2–3). Святой Иоанн Предтеча указывал на то, что Сын Божий будет крестить Духом Святым и огнем (Лк. 3:16). И как желал бы, чтобы огонь уже возгорелся! (Лк. 12:49), – говорит Господь. В отце Науме чувствовалось это огненное дыхание.

Мне случалось нести у него послушание письмовода. Я видел, что письмо даже еще не вскрыто, а батюшка уже знал его содержание и ответ, который надо отправить по указанному на конверте обратному адресу. Его прозорливость поражала, как и глубина даваемых им кратких ответов. Он никогда не распылялся. Смотрел в корень. Ведь можно всё красноречиво обосновать, а суть уйдет. Отец Наум всегда отвечал кратко и по делу. Одного-двух его слов было достаточно, чтобы понять, что делать.

Исповедовал отец Наум всегда очень глубоко. Главное, как это следовало из его духовнической практики и из опыта исповеди у него, – добиться сокрушения, подлинного раскаяния. Когда исповедь поверхностна, может быть, надо обратить внимание на те грехи, которые позволят человеку ощутить сокрушение. Отец Наум это умел. Мог обличить любого высокоумного ученого. Валерий Яковлевич Саврей, профессор МГУ и Московской духовной академии, привез к нему как-то раз пятерых академиков: математика, филолога и еще кого-то. И каждому отец Наум задал такой вопрос из его области знаний, на который им не под силу оказалось ответить. Так он мог обратить даже самых самоуверенных к Богу. Смирится человек немножко, поймет ограниченность своего ума, и сердце евангельским истинам открывается.

Старец радел о возрождении в обителях жизни по святоотеческим уставам. Благословил издать устав Пахомия Великого и раздавал нам для изучения и освоения. У батюшки много издавалось, по крайней мере, для чад проповедей, трудов. Огромным количеством святоотеческой литературы он нас всегда снабжал. Мы всё это по его благословению читали.

Многих святых батюшка очень любил. Например, преподобного Амвросия Оптинского. Просил нас выборку сделать из его наставлений – помню, и я этим занимался. Отец Наум как-то сокровенно переживал жизнь этого святого: в себя впитывал это благодатью растворенное бытие и нам пытался привить вкус к такой жизни. Через восприятие отца Наума и мы святоотеческий опыт как-то живо воспринимали и пытались в чем-то святым Отцам подражать. Батюшка называл преподобного Амвросия Оптинского пророком XIX века. Да и сам отец Наум был для нас пророком наших времен.

Батюшка за людей молился, а народ его вымаливал

Архимандрит Лаврентий (Постников), насельник Свято-Троицкой Сергиевой лавры:

Отец Наум служил Богу и людям. Всем угодить невозможно. Когда он говорил наставления, кто-то легко и радостно воспринимал его слова, другие отходили опечаленные (см. Мф. 19:22).

Мы прожили рядом с отцом Наумом почти 60 лет. Плохого я ни в нем, ни от него за все эти годы ничего не видел. Подход к людям у него был свой. Когда мы придерживаемся канонических правил и не отходим ни вправо, ни влево – наш путь правильный. К отцу Науму и шли люди, чтобы уточнить: не уклонились ли они от заповеданного пути. Если бы он говорил что-то не то, верующий народ бы за ним не шел.

Отец Наум был тружеником. Когда он молился – я не знаю. Он всегда был на людях, весь в их нуждах, во всё вникал. Раз с народом всегда находился, поучал их, как надо жить, молился за всех, значит, и народ за него молился. И наверняка, даже если батюшка согрешал, народ своего старца вымаливал.

«У таких великих старцев только Суд Божий может определить их духовный КПД»

Архимандрит Захария (Шкурихин), насельник Свято-Троицкой Сергиевой лавры:

Мы жили с отцом Наумом рядом, у нас келии были на одном этаже. Иногда пересекались на трапезе. Он был строг. Замечания делал. Иногда скажешь что-то не то или во внешнем виде у тебя что-то не так – всё видел. Но всегда по делу выговаривал.

В монастыре тесное общение между братиями. Всегда видно: человек молится или просто так, «ворон считает». Отец Наум молился. Он, конечно, много времени приему народа уделял. Но на службе старался сосредоточиться, напряженно вникал в слова богослужения. Про синодики, когда его однажды спросили, почему он их не читает, говорил: «Пусть их молодежь читает, чтобы у них помыслов поменьше было».

У таких великих старцев только Суд Божий может определить их духовный КПД. Сейчас окормлять народ в нашем современном мире очень сложно. Владыка Феогност Сергиево-Посадский, наш наместник, всегда очень удивлялся, как отец Наум всех может помнить: кто где в епархиях, в каких отдаленных монастырях, в каких малых городах да в заброшенных деревеньках, и при этом у кого какие горести, проблемы, внутренние искушения. Что-то кому-то отсылал, через кого-то передавал… Получал письма, писал ответы.

Помню, как-то к нему приехали одни рабы Божии – у них масса проблем, жить негде… Он их сразу благословляет: «Поезжайте туда-то. Вот как раз, – подзывает кого-то, – туда люди едут. Дом сейчас пустует. Там и будете жить». Лишенные крова туда поехали; их сразу поселили, они там прожили несколько лет. Потом им говорят: «Всё, съезжайте». Им, конечно, жалко было оставить то, что было нажито за эти годы, но оставили уже всё это для следующих жильцов. А у них как-то жизнь дальше устроилась. Всё по его молитве происходило гладко и точно само собой. Также было и у монашествующих – все проблемы, и внутренние, и чисто житейские, бытовые, по благословению отца Наума разрешались.

Господь сотворил чудо

Иеросхимонах Валентин (Гуревич), духовник московского Донского ставропигиального мужского монастыря:

Одно время после тяжелой операции я жил в Вознесенском Оршином монастыре Тверской епархии. Там недалеко от монастыря находится селение Эмаус. Видимо, в свое время какой-то благочестивый помещик дал такое название своей вотчине. А рок-группы почему-то тяготеют к такого рода топонимам. Им нравятся библейские названия: Назарет, Эмаус и т.д. И вот они облюбовали это село для проведения рок-фестиваля. Так как село находится в чистом поле, то звук от колонок с усилителями оглушал всю округу. Такое было попущено искушение. Тогда матушка Евпраксия (Инбер), настоятельница Вознесенского Оршина монастыря, получила от архимандрита Наума благословение: всем читать акафист Архангелу Михаилу. Отец Наум очень почитал Архистратига – ему посвящены теперь уже два монастыря на родине старца: женский в его родном селе Мало-Ирменка Ордынского района Новосибирской областии и мужской в близлежащем селе Козиха. Промыслительно и то, что 40 дней отца Наума пришлись на празднование памяти Архангела Михаила и всех Сил Бесплотных. Матушка игумения со всеми сестрами и девочками из монастырского приюта, а также я, проживавший тогда в монастыре, – мы все стали читать акафист Архангелу Михаилу. И Господь сотворил чудо. В монастыре водворилась тишина. Это было, действительно, чудо, потому что стоило выйти за ограду обители, как музыка гремела; делаешь шаг назад в монастырь – и тишина! Я сам несколько раз проверял – выходил за заборчик и заходил: буквально метр, а за низенькой символической оградой не слышно этого грохота. Это необъяснимо с точки зрения законов физики.

Другой пример. Чада отца Наума активно обращали к вере своих знакомых и коллег. Так, ныне профессор Московской духовной академии и Сретенской семинарии Алексей Иванович Сидоров в то время еще преподавал в МГУ, где помог креститься учившейся на отделении славянской филологии финке Кирси Марита Ритониеми. Она так же, как и он, вошла в число духовных чад архимандрита Наума. Приняла монашество. Одно время была настоятельницей Вознесенского Оршина монастыря, а потом правящий архиерей, преобразовав Тверское подворье обители в самостоятельный Свято-Екатерининский монастырь, направил матушку Иулианию (ее имя в постриге) туда игуменией. Время от времени возникали искушения, враг противодействовал возрождению монастырей. Тогда матушки Иулиания и поставленная на ее место в Вознесенский Оршин монастырь Евпраксия вместе могли беседовать с чиновниками, а все сестры и девочки приюта в это время пели в храме Трисвятое. И всё – слава Богу – улаживалось.

«Все мы под его молитвой как под покровом находились»

Игумения Елена (Богдан), настоятельница Свято-Воскресенского женского монастыря г. Мурома Муромской епархии Владимирской митрополии:

Это Божий человек. Святой жизни. Его мама схимонахиня Сергия была очень благочестивой женщиной. Жили они под Новосибирском. Дети у нее все умирали во младенчестве. Когда на Николин день 90 лет назад у нее родился очередной мальчик – тоже слабенький, – она молилась: «Господи и Матерь Божия, оставьте мне его, пусть он будет как святитель Николай». Ее материнская молитва была услышана. Младенца окрестили с именем Николай. Он всю свою жизнь, как святитель Николай, посвятил служению Богу и людям – это самое главное.

Монах он был исключительный для нашего времени. Подвизался по древним монашеским уставам. Сам был делателем послушания и нас наставлял в самоотречении. Послушание – превыше всего.

Очень помогал нам своей молитвой. Когда у монашествующих случались искушения, Господь попускал согрешить, отец Наум вымаливал даже сильно израненных грехом. Как-то незримо всё управлялось, души врачевались. Все мы под его молитвой как под покровом находились – чувствовалось это. Думаю, что и сейчас Господь даст ему такое благодатное состояние помогать всем, кто будет прибегать к нему.

Подражатель преподобного Сергия

Игумения Олимпиада (Баранова), настоятельница Покровского Хотькова ставропигиального женского монастыря:

Самый добрейший, самый святейший – что еще об отце Науме сказать?! К каждому человеку у него был свой подход. Монашествующих батюшка наставлял неустанно молиться, не забывать Иисусову молитву – это самое главное. А все житейское – приложится (Мф. 6:33), – напоминал нам. Знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду прежде вашего прошения у Него (Мф. 6:8). Сам он был очень достойным монахом без преувеличения сказать – подражателем преподобного Сергия. Нашему монастырю, где почивают мощи родителей Игумена земли Русской, батюшка помогал и помогает молитвами, причем непрестанными.

Батюшка очень любил монахов

Иеромонах Николай (Елачев), благочинный Николо-Шартомского мужского монастыря Шуйской епархии Ивановской митрополии:

Батюшка навсегда останется в наших сердцах. В Николо-Шартомском монастыре вся братия собрана им. Многих из нас он извлек из самой пучины мира и наставил на путь ко спасению. Все мы по его благословению и его молитвами пришли в обитель Господу послужить и сейчас благодарны за это ему.

Сколько из его чад уже хиротонисано во епископов, митрополитов! Скольких он вырастил игуменов, игумений, священников добрых подарил пастве Христовой, монахов и монахинь для Церкви нашей святой воспитал.

У батюшки была своя методика обращать в монашество. Благословит тебя, ранее куролесившего по жизни мужика, храм восстанавливать: пока трудишься над развалинами, такой искус пройдешь! Так тебя враг потреплет, что сам поймешь, что в жизни главное. Аскетика из отвлеченного занятия насущной необходимостью становилась. Многие храмы у нас братия, прежде чем прийти в монастырь, возрождала в Новосибирске, Приазовске и других городах.

Годы проходили, прежде чем отец Наум благословлял на монашество. Только ему как старцу и было открыто, куда склоняется та или иная душа. Кому-то он сразу мог сказать, что его путь – монашество, другому через 3 года, третьему через 5 лет. Каждому индивидуально – когда человек становился к этому готов.

Радовало батюшку наше послушание Богу, Евангелию, тому, что Господь через старца нам открывал. А наши грехи его огорчали. Бывало, если по своеволию действовать начнем, тут же набедокурим и к нему возвращаемся: «Что делать-то теперь?..» Отец Наум по-отечески принимал, не гнал кающегося.

Мог он обличить и самый тайный твой грех – даже подчас как-то незаметно, через кого-то, но тебе всё открывалось и ты начинал понимать, в чем надо покаяться. У всех нас есть свои немощи. Но старец знал, кто какое наставление может понести: кому-то мог при всех взбучку устроить, но не по страсти, а для вразумления; а кого-то потихонечку наедине в чувство приводил.

Батюшка очень любил монахов. Весь воодушевлялся, когда кто-то за благословением на монашество приезжал к нему. Даже если просто человек в обитель собирался поехать потрудиться, пожить при монастыре, уже старец ликовал.

Отец Наум всегда наставлял: «Читайте Евангелие – там всё написано». Для нас он старец: знаем, что говорил нам не от себя, а открывал волю Божию.

Записала Ольга Орлова

В советские годы Троице-Сергиева Лавра была одним из духовных центров, куда стекалось множество паломников со всей страны за духовной помощью и окормлением. Я помню многих лаврских духовников — схиархимандрита Пантелеимона (Агрикова), архимандрита Серафима (Шинкарева), архимандрита Сергия (Петина), схиархимандрита Михаила (Бадаева), архимандрита Кирилла (Павлова), архимандрита Наума (Байбородина), архимандрита Лаврентия (Постникова), архимандрита Венедикта (Пенькова).

В детстве и юности мне довелось окормляться у архимандрита Серафима (Шинкарева). Старец всех спрашивал: «Деточка, а слушаешься ты родителей? Слушайся родителей и будешь беспечальна и беспопечительна». На примере жизни моих родителей, которые заботились о своих родителях, я убедилась, что заповедь пятая Ветхого Завета: «Почитай отца твоего и мать — да благо тебе будет, и будешь долголетен на земле», — и сейчас действует. Родители мои прожили благополучную жизнь и скончались в восемьдесят три года, хотя отец был из семьи недолгожителей. За послушание родителям Господь давал радость.

Вокруг духовников Троице-Сергиевой Лавры формировалась среда обитания духовных чад, многие из которых стремились поселиться поближе к Загорску. Устраивались на работу в музеи, на почту, в типографию, больницы. Читали Неусыпаемую Псалтирь, составляя двадцатки для чтения. Читали Библию, Евангелие, душеполезные книги репринтного издания: авву Дорофея, Иоанна Лествичника, «Добротолюбие», Исаака Сирина, Симеона Нового Богослова, святителя Иоанна Златоустого. Регулярно приступали к Таинствам Исповеди и Причастия.

Под воскресные и праздничные дни, когда Трапезный храм Лавры не закрывался, ночью читали Последование ко Причастию для паломников и пели акафисты Спасителю и Божией Матери.

В России в этот период не было ни одной действующей женской обители. Первым был открыт в 1989 году Толгский женский монастырь под Ярославлем. Мы ездили в Пюхтицкий женский монастырь в Эстонию, в Киев в Покровский и Флоровский женские монастыри, посещали и Дивеево, где не было открыто ни одной церкви, но жили дивеевские старицы (среди них монахиня Евфросиния (Лахтионова), впоследствии схимонахиня Маргарита), у которых хранились некоторые святыни — вериги преподобного Серафима, чугунок.

Когда мне исполнилось двадцать лет, моя мама привела меня к архимандриту Серафиму и сказала, что хочет сейчас знать, как буду я устроена. Старец сказал: «Она будет монахиней». В это время я была студенткой медицинского института. Мама моя возразила: «Батюшка, да это же скучно», — а старец: «Мне не скучно, и ей не будет скучно!». Мама опять: «Батюшка, это же одиноко», — а старец: «Мне не одиноко, и ей не будет одиноко».

В двадцать три года, то есть через три года, архимандрит Серафим направил меня в Рижскую пустыньку к архимандриту Тавриону (Батозскому) подать поминовение за своих родственников. Я много раз была в Пюхтицком монастыре, а в Рижскую пустыньку приехала в первый раз, и мне так все там понравилось! Лес со всех сторон, небольшой скит — от Рижского Свято-Троице-Сергиева женского монастыря — с двумя храмами: Преображения Господня и Иоанна Лествичника. На монастырском кладбище остановилась у могилки, где на кресте было изображено распятие Христа, и плакала, что мне никогда не поступить в монастырь, так как я только что окончила институт (шел 1969 год), и нужно было три года отрабатывать. Просила прощения у Господа, вспомнив, что в возрасте шести лет, когда мама ставила нас около солеи в Трапезном храме Лавры, выходящий из алтаря батюшка (это был иеромонах Савва, будущий схиигумен Псково-Печерского монастыря) погладил меня по головке, дал медальончик и сказал: «Будущая монашка». Я была подвижной и сказала: «А я не собираюсь быть монашкой»…

Я подошла к Преображенскому храму и на его ступенях услышала слова проповеди архимандрита Тавриона: «Кто положил на сердце работать Господу, да не отступит от этой мысли. И в оное время Бог совершит это». Я четко расслышала слова и запомнила их на всю жизнь — поняла, что Сам Господь через старца Тавриона дал мне ответ. Стала готовиться к поступлению в монастырь. Правда, первым препятствием к этому стала моя мама, которая сказала, что не для того они с отцом меня растили, чтобы на старости лет некому было подать им кружку воды, и благословила учиться дальше в ординатуре. Я подала документы, пошла к архимандриту Серафиму за благословением, а он четко ответил: «Пустое это дело, деточка! Хватит с тебя учиться». Я поехала забирать документы, а мне их не отдали, сказали, что я стопроцентно пройду по конкурсу. Но через десять дней документы пришли по почте с пометкой: «Вы не прошли по конкурсу, потому что у Вас не московская прописка, а Московской области».

Так я жила в ожидании исполнения воли Божией. Отпуска проводила в Пюхтицком монастыре. Мое намерение учиться дальше Господь исполнил через десять лет, когда на мое имя пришло направление в ординатуру в мой институт, куда я не хотела поступать, потому что меня знали как отличную студентку, но не знали, что я верующая и хожу в храмы Москвы. Я жила не в общежитии, а на квартире у верующих бабушек. Я была уверена, что старец не благословит меня учиться, так как семь лет назад не дал благословения. И каково было мое удивление, когда архимандрит Серафим сказал: «Хорошее это дело, деточка, иди и учись!». Я ему напомнила, что когда я семь лет назад хотела учиться, то не получила благословение. На что он ответил: «Тогда ты сама просилась, а теперь тебя посылают». Я спросила: «Может быть, мне попроситься в Пюхтицкий монастырь, где я еще студенткой проводила каникулы, а потом и отпуска?». На это старец сказал: «Поезжай, но вряд ли тебя возьмут».

Я поехала в Пюхтицкий монастырь, обратилась к игумении Варваре, с которой была знакома. Объяснила ситуацию. Она обещала спросить благословения приехавшего на один день митрополита Алексия (Ридигера). Сказала, чтобы я молилась. Утром после Литургии я подошла к игумении Варваре за результатом. Она ответила: «Вот тебе архиерейское и игуменское благословение: иди учись и помогай верующим». А старец раньше уверенно сказал, что вряд ли меня возьмут. Ничего случайного не бывает.

Когда я училась в институте, то скрывала, что я верующая, и не могла без скорби слушать слова Священного Писания: Кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем, прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего… (Мк. 8, 38) Эти слова меня укоряли и сокрушали сердце. И вот на мое сокрушение и скорбь призрел Господь и дал мне такую решимость, что когда я поехала по распределению на работу в город Александров Владимирской области, то надела крест на цепочке и больше его никогда не снимала (ни на медосмотре, нигде). Открыто ходила в храм в Александрове, читала шестопсалмие. Так я пошла в ММСИ продолжать учебу в ординатуре, которая длилась два года. По окончании ординатуры мне предложили остаться на кафедре работать, но старец сказал, что веру потеряю, и я отказалась.

Через полтора года после кончины архимандрита Серафима родители отпустили меня в Рижский Свято-Троице-Сергиев женский монастырь, а архимандрит Наум благословил, и с работы удивительным образом отпустили без отработки. Так в 1981 году я стала насельницей Свято-Троице-Сергиева женского монастыря. Через три года игумения Магдалина по благословению митрополита Леонида Рижского и Латвийского переводит меня благочинной в Рижскую пустыньку. Когда я приехала в Спасо-Преображенскую пустынь, я вспомнила, как пятнадцать лет назад плакала, что мне никогда не поступить в монастырь, а Господь невозможное сделал возможным.

В ноябре 1991 года по благословению Святейшего Патриарха Алексия меня переводят во вновь открывшийся Свято-Троице-Серафимо-Дивеевский монастырь настоятельницей. Многие из насельниц Рижского монастыря, которые окормлялись у старцев Троице-Сергиевой Лавры и которых я знала еще до монастыря, стали игумениями вновь открывшихся в России святых обителей.

Монашеское житие — «искусство из искусств и наука из наук» — требует, как всякое искусство, ремесло и наука, первоначального обучения у знатоков и мастеров. И врачебной науке душ — любомудрию — есть нам полная возможность научиться от того, кто долговременным и продолжительным опытом стяжал навык к ней. Преподобный Иоанн Лествичник говорит: «Как идущий без проводника легко сбивается с пути и заблуждается, так самочинно проходящий монашескую жизнь легко погибает, хотя бы он знал всю мудрость мирскую».

Молитва — царица добродетелей. Рождается она от живого чувства благоговения к Живому Богу. Внимание к помыслам и непрестанная молитва — и есть та мысленная деятельность, из которой слагается «умное делание» — это самое действенное средство для стяжания чистоты сердца и ума.

Благодарение Богу, что есть и в настоящее время старцы, стяжавшие сию добродетель внутренней молитвы и обучающие своих чад, как обучал преподобный Серафим: «Учись умной молитве сердечной, как учат святые отцы в „Добротолюбии”, ибо Иисусова молитва есть светильник стезям нашим и путеводная звезда к небу. Одна внешняя молитва недостаточна. Бог внемлет уму, а потому те монахи, кои не соединяют внешнюю молитву с внутреннею, не монахи, а черные головешки».

Духовное окормление у старцев Троице-Сергиевой Лавры

Настоятельница Свято-Троицкого Серафимо-Дивеевского женского монастыря в Дивеево игумения Сергия (Конкова) поделилась воспоминаниями об общении со старцами Троице-Сергиевой Лавры.

В советские годы Троице-Сергиева Лавра была одним из духовных центров, куда стекалось множество паломников со всей страны за духовной помощью и окормлением. Я помню многих лаврских духовников -
схиархимандрита Пантелеимона (Агрикова),
архимандрита Серафима (Шинкарева),
архимандрита Сергия (Петина),
схиархимандрита Михаила (Бадаева),
архимандрита Кирилла (Павлова),
архимандрита Наума (Байбородина),
архимандрита Лаврентия (Постникова),
архимандрита Венедикта (Пенькова).

В детстве и юности мне довелось окормляться у архимандрита Серафима (Шинкарева). Старец всех спрашивал: «Деточка, а слушаешься ты родителей? Слушайся родителей и будешь беспечальна и беспопечительна». На примере жизни моих родителей, которые заботились о своих родителях, я убедилась, что заповедь пятая Ветхого Завета: «Почитай отца твоего и мать - да благо тебе будет, и будешь долголетен на земле», - и сейчас действует. Родители мои прожили благополучную жизнь и скончались в восемьдесят три года, хотя отец был из семьи недолгожителей. За послушание родителям Господь давал радость.

Вокруг духовников Троице-Сергиевой Лавры формировалась среда обитания духовных чад, многие из которых стремились поселиться поближе к Загорску. Устраивались на работу в музеи, на почту, в типографию, больницы. Читали Неусыпаемую Псалтирь, составляя двадцатки для чтения. Читали Библию, Евангелие, душеполезные книги репринтного издания: авву Дорофея, Иоанна Лествичника, «Добротолюбие», Исаака Сирина, Симеона Нового Богослова, святителя Иоанна Златоустого. Регулярно приступали к Таинствам Исповеди и Причастия.

Под воскресные и праздничные дни, когда Трапезный храм Лавры не закрывался, ночью читали Последование ко Причастию для паломников и пели акафисты Спасителю и Божией Матери.

В России в этот период не было ни одной действующей женской обители. Первым был открыт в 1989 году Толгский женский монастырь под Ярославлем. Мы ездили в Пюхтицкий женский монастырь в Эстонию, в Киев в Покровский и Флоровский женские монастыри, посещали и Дивеево, где не было открыто ни одной церкви, но жили дивеевские старицы (среди них монахиня Евфросиния (Лахтионова), впоследствии схимонахиня Маргарита), у которых хранились некоторые святыни - вериги преподобного Серафима, чугунок.

Когда мне исполнилось двадцать лет, моя мама привела меня к архимандриту Серафиму и сказала, что хочет сейчас знать, как буду я устроена. Старец сказал: «Она будет монахиней». В это время я была студенткой медицинского института. Мама моя возразила: «Батюшка, да это же скучно», - а старец: «Мне не скучно, и ей не будет скучно!». Мама опять: «Батюшка, это же одиноко», - а старец: «Мне не одиноко, и ей не будет одиноко».

В двадцать три года, то есть через три года, архимандрит Серафим направил меня в Рижскую пустыньку к архимандриту Тавриону (Батозскому) подать поминовение за своих родственников. Я много раз была в Пюхтицком монастыре, а в Рижскую пустыньку приехала в первый раз, и мне так все там понравилось! Лес со всех сторон, небольшой скит - от Рижского Свято-Троице-Сергиева женского монастыря - с двумя храмами: Преображения Господня и Иоанна Лествичника. На монастырском кладбище остановилась у могилки, где на кресте было изображено распятие Христа, и плакала, что мне никогда не поступить в монастырь, так как я только что окончила институт (шел 1969 год), и нужно было три года отрабатывать. Просила прощения у Господа, вспомнив, что в возрасте шести лет, когда мама ставила нас около солеи в Трапезном храме Лавры, выходящий из алтаря батюшка (это был иеромонах Савва, будущий схиигумен Псково-Печерского монастыря) погладил меня по головке, дал медальончик и сказал: «Будущая монашка». Я была подвижной и сказала: «А я не собираюсь быть монашкой»…

Я подошла к Преображенскому храму и на его ступенях услышала слова проповеди архимандрита Тавриона: «Кто положил на сердце работать Господу, да не отступит от этой мысли. И в оное время Бог совершит это». Я четко расслышала слова и запомнила их на всю жизнь - поняла, что Сам Господь через старца Тавриона дал мне ответ. Стала готовиться к поступлению в монастырь. Правда, первым препятствием к этому стала моя мама, которая сказала, что не для того они с отцом меня растили, чтобы на старости лет некому было подать им кружку воды, и благословила учиться дальше в ординатуре. Я подала документы, пошла к архимандриту Серафиму за благословением, а он четко ответил: «Пустое это дело, деточка! Хватит с тебя учиться». Я поехала забирать документы, а мне их не отдали, сказали, что я стопроцентно пройду по конкурсу. Но через десять дней документы пришли по почте с пометкой: «Вы не прошли по конкурсу, потому что у Вас не московская прописка, а Московской области».

Так я жила в ожидании исполнения воли Божией. Отпуска проводила в Пюхтицком монастыре. Мое намерение учиться дальше Господь исполнил через десять лет, когда на мое имя пришло направление в ординатуру в мой институт, куда я не хотела поступать, потому что меня знали как отличную студентку, но не знали, что я верующая и хожу в храмы Москвы. Я жила не в общежитии, а на квартире у верующих бабушек. Я была уверена, что старец не благословит меня учиться, так как семь лет назад не дал благословения. И каково было мое удивление, когда архимандрит Серафим сказал: «Хорошее это дело, деточка, иди и учись!». Я ему напомнила, что когда я семь лет назад хотела учиться, то не получила благословение. На что он ответил: «Тогда ты сама просилась, а теперь тебя посылают». Я спросила: «Может быть, мне попроситься в Пюхтицкий монастырь, где я еще студенткой проводила каникулы, а потом и отпуска?». На это старец сказал: «Поезжай, но вряд ли тебя возьмут».

Я поехала в Пюхтицкий монастырь, обратилась к игумении Варваре, с которой была знакома. Объяснила ситуацию. Она обещала спросить благословения приехавшего на один день митрополита Алексия (Ридигера). Сказала, чтобы я молилась. Утром после Литургии я подошла к игумении Варваре за результатом. Она ответила: «Вот тебе архиерейское и игуменское благословение: иди учись и помогай верующим». А старец раньше уверенно сказал, что вряд ли меня возьмут. Ничего случайного не бывает.

Когда я училась в институте, то скрывала, что я верующая, и не могла без скорби слушать слова Священного Писания: Кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем, прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего… (Мк. 8, 38) Эти слова меня укоряли и сокрушали сердце. И вот на мое сокрушение и скорбь призрел Господь и дал мне такую решимость, что когда я поехала по распределению на работу в город Александров Владимирской области, то надела крест на цепочке и больше его никогда не снимала (ни на медосмотре, нигде). Открыто ходила в храм в Александрове, читала шестопсалмие. Так я пошла в ММСИ продолжать учебу в ординатуре, которая длилась два года. По окончании ординатуры мне предложили остаться на кафедре работать, но старец сказал, что веру потеряю, и я отказалась.

Через полтора года после кончины архимандрита Серафима родители отпустили меня в Рижский Свято-Троице-Сергиев женский монастырь, а архимандрит Наум благословил, и с работы удивительным образом отпустили без отработки. Так в 1981 году я стала насельницей Свято-Троице-Сергиева женского монастыря. Через три года игумения Магдалина по благословению митрополита Леонида Рижского и Латвийского переводит меня благочинной в Рижскую пустыньку. Когда я приехала в Спасо-Преображенскую пустынь, я вспомнила, как пятнадцать лет назад плакала, что мне никогда не поступить в монастырь, а Господь невозможное сделал возможным.

В ноябре 1991 года по благословению Святейшего Патриарха Алексия меня переводят во вновь открывшийся Свято-Троице-Серафимо-Дивеевский монастырь настоятельницей. Многие из насельниц Рижского монастыря, которые окормлялись у старцев Троице-Сергиевой Лавры и которых я знала еще до монастыря, стали игумениями вновь открывшихся в России святых обителей.

Монашеское житие - «искусство из искусств и наука из наук» - требует, как всякое искусство, ремесло и наука, первоначального обучения у знатоков и мастеров. И врачебной науке душ - любомудрию - есть нам полная возможность научиться от того, кто долговременным и продолжительным опытом стяжал навык к ней. Преподобный Иоанн Лествичник говорит: «Как идущий без проводника легко сбивается с пути и заблуждается, так самочинно проходящий монашескую жизнь легко погибает, хотя бы он знал всю мудрость мирскую».

Молитва - царица добродетелей. Рождается она от живого чувства благоговения к Живому Богу. Внимание к помыслам и непрестанная молитва - и есть та мысленная деятельность, из которой слагается «умное делание» - это самое действенное средство для стяжания чистоты сердца и ума.

Благодарение Богу, что есть и в настоящее время старцы, стяжавшие сию добродетель внутренней молитвы и обучающие своих чад, как обучал преподобный Серафим: «Учись умной молитве сердечной, как учат святые отцы в „Добротолюбии”, ибо Иисусова молитва есть светильник стезям нашим и путеводная звезда к небу. Одна внешняя молитва недостаточна. Бог внемлет уму, а потому те монахи, кои не соединяют внешнюю молитву с внутреннею, не монахи, а черные головешки».
В год 700-летия со дня рождения преподобного Сергия Радонежского мы много говорим и слышим о том, что Лавра Преподобного стала для многих русских иноков духовной колыбелью. Здесь они открывали для себя монашескую жизнь, учились молитве и послушанию.

19 декабря 2017 года, в день памяти святителя Николая, исполнилось бы 90 лет архимандриту Науму (Байбородину), до пострига носившему имя Мирликийского чудотворца. 60 лет батюшка являлся насельником Свято-Троицкой Сергиевой лавры, а теперь по кончине в канун праздника Покрова Пресвятой Богородицы, верим, пребывает в обителях вечных. Для кого-то и его молитва была покровом.

Старца вспоминают чада, ученики, сослужители-собратья, матушки игумении...

«Иисусова молитва была его основным деланием»

Матфей, епископ Шуйский и Тейковский:

Трудно о таких людях говорить... Это великий человек. Те семена, которые он посеял на всероссийской ниве церковной, еще дадут плоды, которые мы увидим.

Он и в прошлое своим взором проникал, и в будущее - как пророк. То, что он говорил, - всё сбывалось. Знал, что пройдено каждой душой; мог обличить, если у человека были нераскаянные грехи. Но старался так его направить, чтобы впредь он смог уберечься от козней вражиих. Много и чудес бывало.

Сам отец Наум был очень строгим монахом. Никогда не было такого, чтобы он правило пропустил без какой-либо уважительной причины; больным приходил на братский молебен. Всегда присутствовал на полунощнице. В это время можно было взять у него благословение, о чем-то спросить.

Монашествующих, как, впрочем, и мирян, наставлял в Иисусовой молитве. Сам жил молитвой и радел о возрождении умного делания, разоряемого у нас в стране при безбожной советской власти. Написал по этой теме кандидатскую диссертацию. Практиковал умное делание и других вдохновлял подвизаться: «Раньше, - недоумевал порой отец Наум, - пятисотница была элементарным деланием монашествующих. Мы-то почему ее сейчас не берем на вооружение?» Всем по-разному благословлял: кому сотницу, кому тысячу. Учил правильному дыханию при молитве. К каждому подходил индивидуально. Молитва - это сокровенное делание, никаких общих советов тут быть не может.

Про апостолов сказано: явились им разделяющиеся языки как бы огненные… (Деян. 2:2-3). Святой Иоанн Предтеча указывал на то, что Сын Божий будет крестить Духом Святым и огнем (Лк. 3:16). И как желал бы, чтобы огонь уже возгорелся! (Лк. 12:49), - говорит Господь. В отце Науме чувствовалось это огненное дыхание.

Мне случалось нести у него послушание письмовода. Я видел, что письмо даже еще не вскрыто, а батюшка уже знал его содержание и ответ, который надо отправить по указанному на конверте обратному адресу. Его прозорливость поражала, как и глубина даваемых им кратких ответов. Он никогда не распылялся. Смотрел в корень. Ведь можно всё красноречиво обосновать, а суть уйдет. Отец Наум всегда отвечал кратко и по делу. Одного-двух его слов было достаточно, чтобы понять, что делать.

Исповедовал отец Наум всегда очень глубоко. Главное, как это следовало из его духовнической практики и из опыта исповеди у него, - добиться сокрушения, подлинного раскаяния. Когда исповедь поверхностна, может быть, надо обратить внимание на те грехи, которые позволят человеку ощутить сокрушение. Отец Наум это умел. Мог обличить любого высокоумного ученого. Валерий Яковлевич Саврей, профессор МГУ и Московской духовной академии, привез к нему как-то раз пятерых академиков: математика, филолога и еще кого-то. И каждому отец Наум задал такой вопрос из его области знаний, на который им не под силу оказалось ответить. Так он мог обратить даже самых самоуверенных к Богу. Смирится человек немножко, поймет ограниченность своего ума, и сердце евангельским истинам открывается.

Старец радел о возрождении в обителях жизни по святоотеческим уставам. Благословил издать устав Пахомия Великого и раздавал нам для изучения и освоения. У батюшки много издавалось, по крайней мере, для чад проповедей, трудов. Огромным количеством святоотеческой литературы он нас всегда снабжал. Мы всё это по его благословению читали.

Многих святых батюшка очень любил. Например, преподобного Амвросия Оптинского. Просил нас выборку сделать из его наставлений - помню, и я этим занимался. Отец Наум как-то сокровенно переживал жизнь этого святого: в себя впитывал это благодатью растворенное бытие и нам пытался привить вкус к такой жизни. Через восприятие отца Наума и мы святоотеческий опыт как-то живо воспринимали и пытались в чем-то святым Отцам подражать. Батюшка называл преподобного Амвросия Оптинского пророком XIX века. Да и сам отец Наум был для нас пророком наших времен.

Батюшка за людей молился, а народ его вымаливал

Архимандрит Лаврентий (Постников), насельник Свято-Троицкой Сергиевой лавры:

Отец Наум служил Богу и людям. Всем угодить невозможно. Когда он говорил наставления, кто-то легко и радостно воспринимал его слова, другие отходили опечаленные (см. Мф. 19:22).

Мы прожили рядом с отцом Наумом почти 60 лет. Плохого я ни в нем, ни от него за все эти годы ничего не видел. Подход к людям у него был свой. Когда мы придерживаемся канонических правил и не отходим ни вправо, ни влево - наш путь правильный. К отцу Науму и шли люди, чтобы уточнить: не уклонились ли они от заповеданного пути. Если бы он говорил что-то не то, верующий народ бы за ним не шел.

Отец Наум был тружеником. Когда он молился - я не знаю. Он всегда был на людях, весь в их нуждах, во всё вникал. Раз с народом всегда находился, поучал их, как надо жить, молился за всех, значит, и народ за него молился. И наверняка, даже если батюшка согрешал, народ своего старца вымаливал.

«У таких великих старцев только Суд Божий может определить их духовный КПД»

Архимандрит Захария (Шкурихин), насельник Свято-Троицкой Сергиевой лавры:

Мы жили с отцом Наумом рядом, у нас келии были на одном этаже. Иногда пересекались на трапезе. Он был строг. Замечания делал. Иногда скажешь что-то не то или во внешнем виде у тебя что-то не так - всё видел. Но всегда по делу выговаривал.

В монастыре тесное общение между братиями. Всегда видно: человек молится или просто так, «ворон считает». Отец Наум молился. Он, конечно, много времени приему народа уделял. Но на службе старался сосредоточиться, напряженно вникал в слова богослужения. Про синодики, когда его однажды спросили, почему он их не читает, говорил: «Пусть их молодежь читает, чтобы у них помыслов поменьше было».

У таких великих старцев только Суд Божий может определить их духовный КПД. Сейчас окормлять народ в нашем современном мире очень сложно. Владыка Феогност Сергиево-Посадский, наш наместник, всегда очень удивлялся, как отец Наум всех может помнить: кто где в епархиях, в каких отдаленных монастырях, в каких малых городах да в заброшенных деревеньках, и при этом у кого какие горести, проблемы, внутренние искушения. Что-то кому-то отсылал, через кого-то передавал… Получал письма, писал ответы.

Помню, как-то к нему приехали одни рабы Божии - у них масса проблем, жить негде… Он их сразу благословляет: «Поезжайте туда-то. Вот как раз, - подзывает кого-то, - туда люди едут. Дом сейчас пустует. Там и будете жить». Лишенные крова туда поехали; их сразу поселили, они там прожили несколько лет. Потом им говорят: «Всё, съезжайте». Им, конечно, жалко было оставить то, что было нажито за эти годы, но оставили уже всё это для следующих жильцов. А у них как-то жизнь дальше устроилась. Всё по его молитве происходило гладко и точно само собой. Также было и у монашествующих - все проблемы, и внутренние, и чисто житейские, бытовые, по благословению отца Наума разрешались.

Господь сотворил чудо

Иеросхимонах Валентин (Гуревич), духовник московского Донского ставропигиального мужского монастыря:

Одно время после тяжелой операции я жил в Вознесенском Оршином монастыре Тверской епархии. Там недалеко от монастыря находится селение Эмаус. Видимо, в свое время какой-то благочестивый помещик дал такое название своей вотчине. А рок-группы почему-то тяготеют к такого рода топонимам. Им нравятся библейские названия: Назарет, Эмаус и т.д. И вот они облюбовали это село для проведения рок-фестиваля. Так как село находится в чистом поле, то звук от колонок с усилителями оглушал всю округу. Такое было попущено искушение. Тогда матушка Евпраксия (Инбер), настоятельница Вознесенского Оршина монастыря, получила от архимандрита Наума благословение: всем читать акафист Архангелу Михаилу. Отец Наум очень почитал Архистратига - ему посвящены теперь уже два монастыря на родине старца: женский в его родном селе Мало-Ирменка Ордынского района Новосибирской областии и мужской в близлежащем селе Козиха. Промыслительно и то, что 40 дней отца Наума пришлись на празднование памяти Архангела Михаила и всех Сил Бесплотных. Матушка игумения со всеми сестрами и девочками из монастырского приюта, а также я, проживавший тогда в монастыре, - мы все стали читать акафист Архангелу Михаилу. И Господь сотворил чудо. В монастыре водворилась тишина. Это было, действительно, чудо, потому что стоило выйти за ограду обители, как музыка гремела; делаешь шаг назад в монастырь - и тишина! Я сам несколько раз проверял - выходил за заборчик и заходил: буквально метр, а за низенькой символической оградой не слышно этого грохота. Это необъяснимо с точки зрения законов физики.

Другой пример. Чада отца Наума активно обращали к вере своих знакомых и коллег. Так, ныне профессор Московской духовной академии и Сретенской семинарии Алексей Иванович Сидоров в то время еще преподавал в МГУ, где помог креститься учившейся на отделении славянской филологии финке Кирси Марита Ритониеми. Она так же, как и он, вошла в число духовных чад архимандрита Наума. Приняла монашество. Одно время была настоятельницей Вознесенского Оршина монастыря, а потом правящий архиерей, преобразовав Тверское подворье обители в самостоятельный Свято-Екатерининский монастырь, направил матушку Иулианию (ее имя в постриге) туда игуменией. Время от времени возникали искушения, враг противодействовал возрождению монастырей. Тогда матушки Иулиания и поставленная на ее место в Вознесенский Оршин монастырь Евпраксия вместе могли беседовать с чиновниками, а все сестры и девочки приюта в это время пели в храме Трисвятое. И всё - слава Богу - улаживалось.

«Все мы под его молитвой как под покровом находились»

Игумения Елена (Богдан), настоятельница Свято-Воскресенского женского монастыря г. Мурома Муромской епархии Владимирской митрополии:

Это Божий человек. Святой жизни. Его мама схимонахиня Сергия была очень благочестивой женщиной. Жили они под Новосибирском. Дети у нее все умирали во младенчестве. Когда на Николин день 90 лет назад у нее родился очередной мальчик - тоже слабенький, - она молилась: «Господи и Матерь Божия, оставьте мне его, пусть он будет как святитель Николай». Ее материнская молитва была услышана. Младенца окрестили с именем Николай. Он всю свою жизнь, как святитель Николай, посвятил служению Богу и людям - это самое главное.

Монах он был исключительный для нашего времени. Подвизался по древним монашеским уставам. Сам был делателем послушания и нас наставлял в самоотречении. Послушание - превыше всего.

Очень помогал нам своей молитвой. Когда у монашествующих случались искушения, Господь попускал согрешить, отец Наум вымаливал даже сильно израненных грехом. Как-то незримо всё управлялось, души врачевались. Все мы под его молитвой как под покровом находились - чувствовалось это. Думаю, что и сейчас Господь даст ему такое благодатное состояние помогать всем, кто будет прибегать к нему.

Подражатель преподобного Сергия

Игумения Олимпиада (Баранова), настоятельница Покровского Хотькова ставропигиального женского монастыря:

Самый добрейший, самый святейший - что еще об отце Науме сказать?! К каждому человеку у него был свой подход. Монашествующих батюшка наставлял неустанно молиться, не забывать Иисусову молитву - это самое главное. А все житейское - приложится (Мф. 6:33), - напоминал нам. Знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду прежде вашего прошения у Него(Мф. 6:8). Сам он был очень достойным монахом без преувеличения сказать - подражателем преподобного Сергия. Нашему монастырю, где почивают мощи родителей Игумена земли Русской, батюшка помогал и помогает молитвами, причем непрестанными.

Батюшка очень любил монахов

Иеромонах Николай (Елачев), благочинный Николо-Шартомского мужского монастыря Шуйской епархии Ивановской митрополии:

Батюшка навсегда останется в наших сердцах. В Николо-Шартомском монастыре вся братия собрана им. Многих из нас он извлек из самой пучины мира и наставил на путь ко спасению. Все мы по его благословению и его молитвами пришли в обитель Господу послужить и сейчас благодарны за это ему.

Сколько из его чад уже хиротонисано во епископов, митрополитов! Скольких он вырастил игуменов, игумений, священников добрых подарил пастве Христовой, монахов и монахинь для Церкви нашей святой воспитал.

У батюшки была своя методика обращать в монашество. Благословит тебя, ранее куролесившего по жизни мужика, храм восстанавливать: пока трудишься над развалинами, такой искус пройдешь! Так тебя враг потреплет, что сам поймешь, что в жизни главное. Аскетика из отвлеченного занятия насущной необходимостью становилась. Многие храмы у нас братия, прежде чем прийти в монастырь, возрождала в Новосибирске, Приазовске и других городах.

Годы проходили, прежде чем отец Наум благословлял на монашество. Только ему как старцу и было открыто, куда склоняется та или иная душа. Кому-то он сразу мог сказать, что его путь - монашество, другому через 3 года, третьему через 5 лет. Каждому индивидуально - когда человек становился к этому готов.

Радовало батюшку наше послушание Богу, Евангелию, тому, что Господь через старца нам открывал. А наши грехи его огорчали. Бывало, если по своеволию действовать начнем, тут же набедокурим и к нему возвращаемся: «Что делать-то теперь?..» Отец Наум по-отечески принимал, не гнал кающегося.

Мог он обличить и самый тайный твой грех - даже подчас как-то незаметно, через кого-то, но тебе всё открывалось и ты начинал понимать, в чем надо покаяться. У всех нас есть свои немощи. Но старец знал, кто какое наставление может понести: кому-то мог при всех взбучку устроить, но не по страсти, а для вразумления; а кого-то потихонечку наедине в чувство приводил.

Батюшка очень любил монахов. Весь воодушевлялся, когда кто-то за благословением на монашество приезжал к нему. Даже если просто человек в обитель собирался поехать потрудиться, пожить при монастыре, уже старец ликовал.

Отец Наум всегда наставлял: «Читайте Евангелие - там всё написано». Для нас он старец: знаем, что говорил нам не от себя, а открывал волю Божию.